Мама

[pemdar]

Еще с появления Хикифуне в манге хотела написать про нее, Кона и их семейные отношения, правда изначально это планировалась драма, в два раза длиннее и без Нему. XD Но не успела, поэтому как уж получилось. Может быть, в другой раз напишу про них что-нибудь серьезное.))

баннер

Название: Мама
Пейринг | Персонажи: Кон/Куроцучи Нему, Кирио Хикифуне
Тип: семейный джен
Рейтинг: PG
Жанр: общий, юмор
Количество слов: 1 751 слово
Дисклеймер: Все принадлежит Кубо
Саммари: Создавать жизнь позволено только Королю Душ
Ключевая фраза из лотереи: Преступление и наказание
Размещение: разрешаю всем

Фанфик был написан на Осенний фестиваль

Букет получился что надо — головки венериных мухоловок-мутантов кокетливо клацали зубами, щупальца лениво покачивались и пытались жевать торчащий в разные стороны укроп. Нему должно понравиться.

За этот букет, а еще за билет в Общество Душ и человеческий гигай Кону пришлось вытерпеть два месяца унижений и рабской работы в магазине Урахары. О том, почему все запасные гигаи у Урахары так похожи на Ичиго, Кон предпочитал не задумываться. Зато теперь, пережив все испытания и розовый фартук Тессая, он стоял перед дверью, за которой должен был состояться, возможно, главный разговор в его жизни.

Пробраться в Двенадцатый оказалось не так сложно. Во-первых, Кон помнил некоторые тайные ходы и коридоры, в которых вероятность встретить начальство была наименьшей, а во-вторых, никто особенно не обращал на него внимание. Видимо, наполовину разумными букетами и гигаями Ичиго тут было никого не удивить.

Дверь спальни Нему ничем не отличалась от множество других серых дверей Двенадцатого, за которыми могли скрываться и лаборатории, и кладовки, и порталы в другие измерения, но Кон знал, что именно это — нужная, его сердце не могло ошибиться. Он решительно постучал.

За дверью послышались тихие шаги. Кон представил, как Нему осторожно подходит к двери и останавливается перед ней, чувствуя его реяцу, но не решаясь открыть и упасть в объятия своего счастья.

— О, прекрасная любовь моя! — торжественно начал Кон. Он, как мужчина, решил взять инициативу в свои руки. — Твои черты лица идеальны, будто их долго программировали на компьютере, выбирая лучшее от всех женщин мира. Твоя кожа гладка и нежна, словно ее взращивали в герметичных лабораторных условиях. Твоя грудь…

На этом моменте метафоры у Кона закончились. Он сглотнул выступившую слюну и продолжил:

— А еще я узнал, что ты тоже модифицированная душа, как и я. Возможно, нас осталось всего двое в целом мире, — Кон позволил скупой слезе скатиться по щеке и продолжил вещать в дверь: — Мы должны позаботиться о том, чтобы род модифицированных душ не оборвался на нас, и подарить этому миру потомство! Думаю, начнем с семи детей, а там посмотрим.

Дверь распахнулась, и одновременно с этим Кон развел руки в стороны, готовясь принять в объятия Нему, которая наверняка прониклась его пламенной речью, и сейчас набросится на него, рыдая от счастья.

Но вместо Нему по ту сторону двери его встретила белозубая улыбка того, кого сейчас Кон меньше всего хотел увидеть.

— Неожиданно, — Маюри улыбнулся еще шире и безумнее. — Но приятно.

Кон не успел отшатнуться — Маюри схватил его за ворот футболки и втащил внутрь. Никогда еще Кон так фатально не ошибался дверью.

***

Кон лежал, привязанный к лабораторной кушетке, рядом стояла очаровательная девушка — казалось бы, сбылась одна из самых сладких фантазий. Только в его мечтах на Нему было меньше одежды, в комнате пахло вином, а не медицинским спиртом, и никакие столики со скальпелями, плоскогубцами и другими сомнительными экспериментами рядом точно не фигурировали.

— Отец сказал, что сделает из тебя говорящий коврик. Или торшер с ушками, — безразлично сказала Нему, протирая скальпель. Кон взвыл.

— Любовь моя, отвяжи меня, и я заберу тебя от этого садиста! — закричал он, трепыхаясь, но руки и ноги были зафиксированы плотно. — Мы сбежим вместе, я отдам тебе свою руку и сердце, и любые другие части этого гигая, если понадобится. А потом нарожаем детей, продолжим наш род и…

— Хватит, не надрывай связки, они могут пригодиться отцу в хозяйстве, — оборвала Нему. — Из них могут получиться неплохие бельевые веревки.

Это был самый грандиозный любовный провал в его жизни. Кон заткнулся и зажмурился, чтобы не разрыдаться от нахлынувших чувств.

— Ты посмел вернуться в Двенадцатый и будешь за это наказан, — продолжила Нему мрачно. А потом вдруг шепнула едва слышно: — Но мне понравился букет.

От неожиданности Кон открыл глаза и успел заметить нежную улыбку на идеальном лице своей любимой.

Счастье длилось недолго — Нему отстранилась, и лицо ее снова ничего не выражало. Она покинула лабораторию, выключив свет, и Кон остался в одиночестве и темноте.

Вся жизнь пролетела у него перед глазами — от момента, когда он был новорожденной зеленой горошиной, до сегодняшнего дня, который должен был стать лучшим, но стал одним из самых ужасных. Зрелище оказалось до крайности унылым. Если подумать, то такой бесславный конец в качестве лабораторных отходов был под стать бесславной одинокой жизни, лишенной проблесков тепла и света.

— Лучше жить стоя, чем умереть торшером! — сорвано крикнул Кон без особой надежды и связи. — У модифицированных душ должен быть свой бог, мы же тоже живые. Пожалуйста, приди и забери меня отсюда!

Если бы Кону когда-нибудь сказали, что однажды его молитвы будут услышаны, то он бы первым засмеялся в лицо предположившему такое. Однако сегодня его лимит несчастий оказался настолько перевыполнен, что если бы мироздание не сжалилось над Коном, то совершило бы непростительное преступление по отношению к мировому равновесию.

Сначала Кон подумал, что силуэт в углу — это галлюцинация. Мало ли, что они тут в Двенадцатом используют вместо наркоза. Но силуэт приблизился, обрел четкость и превратился в женщину. Она была практически идеальна, обладала шикарными формами, длинными волосами и до боли знакомыми чертами лица. До полной божественности не хватало только крыльев, ну да и черт с ними, с крыльями — квинси умудрились надолго отбить любовь к этому прекрасному образу.

Кон лишился дара речи. Он вдруг понял, почему ему нравилась Мацумото. И Орихиме, и Нему, и даже сестренка Рукия. Эта женщина включала в себя лучшие черты всех их, но не вызывала сексуального желания. Только другие, более светлые и высокие чувства. Родственные.

К нему вышла сама Хикифуне Кирио, создательница модифицированных душ.

— Мама, — пробормотал Кон и все-таки разрыдался.

***

Для матери нет большего удовольствия, чем наблюдать, как ее ребенок с аппетитом ест приготовленную ей еду. Кон наелся до отвала, а потом в очередной раз за день прижался к ее груди, практически залез к Хикифуне на руки, будто боялся, что скоро его заберут. Она ласково погладила Кона по голове, чувствуя, как сердце сжимается от щемящей нежности.

— Как это мило! — воскликнул Нимайя, не упустивший шанса напроситься в гости и полюбоваться на зрелище. Если бы Хикифуне знала его чуть меньше, то даже поверила бы, что он не издевается.

— Они хотели сделать из меня коврик, — бросив на Нимайю злобный взгляд, приглушенно и жалобно сказал Кон. Хикифуне вздохнула — смотреть на то, во что превратился Двенадцатый отряд под руководством Маюри, было больно. Но делать нечего, Нулевой отряд должен вмешиваться в дела шинигами только в крайнем случае, а бесчеловечные эксперименты к таким, как оказалось, не относятся. Даже сейчас, спустившись за Коном и подняв его к себе во дворец, Хикифуне нарушила сразу несколько негласных законов.

Но это ведь ее ребенок.

— Я думал, что тебя не существует, — голос Кона подозрительно дернулся. — Что просто выдумал тебя в день своего создания, как позже выдумал любовь до гроба! Мы все так думали.

Хикифуне и сама уже забыла детали тех дней, когда изобрела модифицированные души. В памяти остался только опьяняющий восторг от осознания собственной власти. Наверное, то же самое чувствовал Айзен, когда создавал искусственных арранкаров. И Нимайя, когда создавал занпакто. И Яхве, когда создавал квинси. И все они. Для попадания в Нулевой отряд мало изобрести целебные источники, еду или ткань, как бы ни хотелось всем говорить именно это.

Нужно создать новую жизнь.

— Не беспокойся, милый, все позади, — Хикифуне оторвала Кона от себя, вгляделась в его лицо и стерла большим пальцем пятнышко крема с его щеки. — На плите моего дворца целый мир модифицированных душ. Там живут твои братья и сестры.

На лице Кона отразилось осторожное счастье, как у человека, который уже понял, но отказывается поверить, что самое страшное позади.. Хикифуне не наврала, весь ее дворец действительно заселяли модифицированные души, как дворец Нимайи заселяли занпакто. Король Душ был щедр и благосклонен к своей страже и ее детям.

По крайней мере, первое время Хикифуне думала именно так.

— И я смогу жить с ними? — переспросил Кон с такой надеждой в голосе, что Хикифуне против воли умиленно улыбнулась. — С такими же, как я?

— Да, мальчик мой, — кивнула она.

— Меня сейчас стошнит, — не меняя очарованного тона, произнес Нимайя. Хикифуне бросила на него осуждающий взгляд и плотнее прижала к себе Кона. Больше никто не разлучит ее с детьми.

Но Кон вдруг отстранился и смешно тряхнул головой.

— Нет, я не могу, — начал он серьезно. — На мне вся семья Куросаки висит, пока Ичиго где-то шляется. Их же на неделю оставить нельзя!

Хикифуне почувствовала, как улыбка застывает на ее лице, но Кон, не заметив, продолжал:

— И Нему… Теперь я знаю, что мы не одни во вселенной, но мои чувства не угасли. Думаю, нужно просто прибавить настойчивости.

Кон нес что-то еще, восторженно-радостное, а в воображении Хикифуне он уже лежал на лабораторном столе, истекая кровью под безумный смех Маюри. Нимайя даже очки снял, чтобы глянуть на Хикифуне и выразить: «Я же говорил».

Он говорил, что создавать жизнь позволено только Королю Душ. И что каждый умник, посмевший посягнуть на это право, будет наказан — ему придется вечно смотреть, как мучаются его дети.

Сначала Хикифуне считала его слова обычными байками старика в молодом теле, у которого крыша едет от скуки и который развлекается придумыванием страшилок. Но потом, глядя на то, как уничтожают модифицированные души, она стала склоняться к мысли, что Нимайя прав. Ему ли, с его тысячами занпакто, не знать.

Окончательно она в этом убедилась, когда Кон покинул ее дворец, отправившись на поиски счастья. У наказания за создание жизни была и вторая часть.

Дети всегда вырастают.

***

— Мама, это Нему. Нему, это мама, — торжественно объявил Кон. Он выглядел весьма живым, даже немного излишне живым, и светился от счастья. Порох на лице, наверняка оставшийся от пушки Куукаку, ничуть не портил впечатления. — Я давно хотел вас познакомить.

— Я все еще не уверена, что это хорошая идея, — добавила Нему, стоя рядом и будто не замечая руки Кона на своей талии. — Пусть меня создал непосредственно мой отец, но технологию изобрели вы. Значит, вас косвенно можно считать моей матерью, а наши с Коном отношения — инцестом. Но мне было любопытно взглянуть на Измерение Короля, поэтому я согласилась прийти.

Хикифуне растерянно переводила взгляд с Кона на Нему, а с нее — на коробку в ее руках. Коробка странно пахла и едва заметно подрагивала.

— И я принесла пирог, — Нему приподняла коробку. При желании можно было расслышать, как оттуда доносится рычание.

— Она прелесть, правда? — умиленно спросил Кон.

Опомнившись и счастливо улыбнувшись, Хикифуне кивнула. Да, дети взрослеют, покидают семью, страдают и находят странных девушек, к которым прилагаются еще более странные родственники. Кажется, о чем-то в этом роде Нимайя тоже говорил.

Но главное, чтобы ребенок был счастлив, пусть даже только в промежутках между страданиями и лишениями. И даже вдали от матери. А готовить Нему она еще научит.

— Думаю, в качестве ответного жеста вежливости мне стоит познакомить вас со своим отцом, — сказала Нему и искренне постаралась широко улыбнуться. У нее почти получилось. Кон был близок к обмороку от счастья.

— С удовольствием! — ответила Хикифуне совершенно искренне. Ее ребенок все-таки вернулся к ней, а остальное не важно.

Может быть, Нимайя был прав во всем. Но ради таких моментов, как этот, стоило нарушать любые законы и нести любые наказания. Даже необходимость знакомства с Маюри.